Для любителей старины... (продолжение)

«Автор» благодарит своих друзей,
что поддерживают в трудную минуту​

Однажды при Суворове один генерал сказал, что за счёт военных музыкантов нужно усилить боевые порядки войск. «Нет, — возразил Суворов, — музыка веселит сердце воина, ровняет его шаг, под неё мы танцуем и в самом сражении. Старик с большей бодростью бросается на смерть, молокосос, отирая со рта молоко маменьки, бежит за ним. Музыка удваивает, утраивает армию. С крестами в руках священников, с распущенными знамёнами и громогласной музыкой взял я Измаил».

Когда Сашеньке Суворову было семь лет, ему за примерное поведение дали два яблока. Его учитель французского языка, присутствующий при этом, сказал мальчику: «Я дам тебе ещё одно яблоко, если ты скажешь мне где есть Бог». Сашенька ответил мгновенно: «Я отдам Вам оба яблока, если Вы скажете мне, где Бога нет».

Суворов очень любил и прекрасно знал инженерное дело. Объясняя откуда у него такие познания, он говорил, что его отец Василий Иванович Суворов перевёл по распоряжению Петра I книгу великого французского фортификатора маршала Вобана «Способы укрепления городов» и учил Суворова-сына французскому языку по этой книге, сравнивая русский текст с оригиналом. Отсюда и началось познание будущим великим полководцем фортификации и военно-инженерного дела.

В 1760 году молодой Суворов ездил курьером в Берлин и там встретил русского солдата. Он тотчас же сердечно обнял и расцеловал земляка. Через много лет вспоминая об этом Суворов говорил: «Если бы Сулла и Марий встретились на Алеутских островах, то соперничество между ними пресеклось бы — патриций обнял бы плебея и Рим — и Рим не увидел бы кровавой реки».

«Победителя не судят», — якобы написала Екатерина II, когда получила рапорт о самочинных действиях Суворова на театре военных действий против Турции, действиях завершившихся успешной атакой и взятием крепости Туртукай. И хотя историки оспаривают существование такой резолюции, считая это утверждение относящимся к устной традиции, оно стало «крылатым» выражением.
Сторонники же его истинности приводят в качестве довода, что за победу под Туртукаем Суворов был награждён 30 июля 1773 года орденом Георгия Победоносца 2-й степени, хотя действительно сам «поиск» под Туртукаем был не одобрен непосредственным начальником Суворова фельдмаршалом П. А. Румянцевым.

Суворов встретившись впервые гениальным механиком-самоучкой, автором множества диковин Иваном Петровичем Кулибиным, первым низко поклонился ему и сделав навстречу Ивану Петровичу один шаг и ещё раз поклонившись, проговорил: «Вашей милости!». Затем сделал второй шаг и ещё раз поклонившись проговорил: «Вашей чести!». И наконец сделав третий шаг и ещё раз поклонившись, произнёс: «Вашей премудрости!». Затем взяв Кулибина за руку сказал:
— Помилуй Бог, сколько ума! Много ума! Он изобретёт ковёр-самолёт!

Вопреки утверждениям советской исторической науки, пытающейся идеализировать фигуру Суворова, он отнюдь не был например добрым [составителю явно надо лечиться. — примеч. «автора»] помещиком, о чём свидетельствуют некоторые его распоряжения. В 1785 году он писал управляющему Семёну Трофимовичу Румянцеву: « Многие дворовые ребята у меня так подросли, что их женить пора. Девок здесь нет, и купить их гораздо дороже, нежели в вашей стороне. Чего ради прошу вас для них купить четыре девицы от четырнадцати до восемнадцати лет и как случится из крестьянок или дворовых. на что употребите оброчные мои деньги от ста пятидесяти и хотя до двухсот рублей. Лица не очень разбирая, лишь бы были здоровы... Сих девиц извольте отправлять в Ундол в крестьянских подводах и без нарядов, одних за другими, как возят кур, но очень сохранною Остаюсь с моим должным почтением. А. Суворов».

15 октября 1784 года были наказаны пять крепостных крестьян, принадлежавших Суворову. Всех их поймали с краденными вещами, в большинстве случаев с краденным хлебом в снопах. Всех секли, что вызвало одну и ту же реакцию их барина: «И впредь не щадить».
Один из них, Алексей Медведев, после покражи сена и битья розгами проштрафился ещё раз: убоявшись сдачи в рекруты отрубил себе палец. На что Суворов откликнулся следующей резолюцией: «В его греху причина. Впредь не налегайте. За это вас самих буду сечь. Знать он слышал, что от меня не велено в натуре в рекрут своих отдавать, а покупать миром на стороне, чтоб рекрутчины никто не боялся.
Разве не помните, что в третьем годе я у вас застал? За недоимку по налогам вы управляли людей в рекруты, за что и были от меня наказаны. Если впредь ещё хоть чуть что будет, я отдам старосту в рекруты».
Вот и выходит, что крестьяне самого Суворова в армии не служили, а покупали на собственные деньги («миром») на стороне чужих крестьян и сдавали их в солдатчину за своих сыновей и мужей [??? — примеч. «автора»]...

И всё же наиболее способных, смелых, предприимчивых из своих крестьян Суворов выделял.
Однажды когда Суворов спросили кого он считает тремя самыми смелыми людьми в истории человечества, Суворов ответил:
— Римлянина Курция ибо он бросился в пропасть для спасения Рима, князя Якова Петровича Долгорукова, который не боялся говорить правду Петру Великому и своего старосту Антона — за то, что один ходит на Медведя.

Потёмкин, будучи начальником надо Суворовым много раз напрашивался к нему в гости, но тот всячески от этого откручивался. наконец Потёмкин прямо сказал, когда он пожалует Суворову в гости. Тот тут же призвал искуснейшего метрдотеля Матоне, распоряжавшегося при застольях у Потёмкина, и поручил ему сервировать стол не скупясь на затраты. Матоне преуспел, и Потёмкин явившись с огромной свитой даже удивился пышностии богатству застолья. Как писал об этом в одном из своих писем Суворов «река виноградных слёз несла на себе пряности обеих Индий». Себе же Суворов велел приготовить редьку с квасом и под предлогом болезни и поста ни к чему кроме редьки и кваса не прикасался.
На другой день Матоне представил Суворову счёт более чем на тысячу рублей и Суворов, написав «Я ничего не ел», велел отправить счёт к Потёмкину, который вздохнув велел его оплатить, ворчливо добавив: «Дорого же стоит мне Суворов...»

Однажды генерал русской службы голландец де Волан никак не соглашался с Суворовым, что на любой вопрос он должжен какк-то отвечать. Де Волан знал любимое присловье Суворова: «Проклятая немогузнайка, догадка, лживка, лукавка, бестолковка! От немогузнайки много, много беды!». Но упрямый голландец настаивал на том, что есть вещи, которых он не знает и говорить, что знает не может. Оба спорщика до того распалились, что де Волан вскочил из-за обеденного стола (он был в гостях у Суворова) и выпрыгнул в окно.
Суворов догнал его и попросил у него прощения, сказав: «Теперь и я вижу, почему испанский флот короля Филиппа, прозванный Непобедимой армадой, не устоял перед таким упорным народом кк голландцы. И Пётр Великий хорошо это ощутил».

Один из врачей посоветовал старику Суворову поехать на воды в Карлсбад или Мариенбад — модные грязевые курорты. «Помилуй Бог! — ссказал Суворов доктору. Что тебе вздумалось? На воды посылай здоровых богачей, прихрамывающих игроков, интриганов и всякую сволочь. Так пусть они и купаются в грязи. А я истинно болен. И мне нужна молитва, деревенская изба, баня, каша и квас».

Когда Суворову на подпись принесено было письмо к адмиралу Федору Фёдоровичу Ушакову, то Александр Васильевич что-то мелко дописал в этом письме. Его адъютант попытался прочитать приписку, но не смог. Суворов заметив как он старается прочитать написанное, сказал: «Не надседайся, это на турецком языке поклон турецкому адмиралу».
После Ушаков рассказывал, что турецкий адмирал, получив это письмо, никак не хотел верить, что его написал русский человек, настолько безукоризненно грамотной оказалась сделанная приписка.

Генерал-поручик Тючков, ведавший Военно-инженерным департаментом, регулярно поздравлял Суворова с одержанными победами, но однажды всё же сделал и замечание, что он не присылает в картографическое депо военно-инженерные карты и планы сражений как требовалось.
Суворов признался в вине своей и сказал, что немедленно её исправит. Вслед за тем Александр Васильевич вышел от Тючкова и вскоре появился с картой Европы, свёрнутой им в трубочку, которую держал на плече, подобно ружью. появившись перед Тючковым, Суворов приставил карту к ноге, сделав ею «на караул» и отдав таким образом честь генералу-поручику, положил карту Европы к его ногам.

Суворов часто ходил в солдатской куртке, накинув на плечи шинель своего отца,старую и даже местами порванную. Однажды присланный к Суворову от генерала Дерфельдена сержант, не распознав в старом служивом Суворова, спросил его, где теперь главнокомандующий и как его найти для передачи срочной депеши.
— Чёрт его знает, — ответил Суворов, — он или мертвецки пьян или горланит петухом [:-D — примеч. «автора»].
Сержант за такие слова поднял на него трость, но Суворов убежал и вернулся к себе в избу лишь через час, когда курьер уже ждал его.
Узнав Суворова, сержант упал на колени, но Суворов обнял его, сказав:
— Ты доказал любовь ко мне на деле: хотел поколотить меня за меня же.

Во время польской войны Суворову донесли,что интендантские чиновники из его армии проиграли в карты большую сумму денег.
Узнав о том, Суворов стал метаться по комнате с криками: «Караул! Караул! Воры!». Затем оделся строго по форме, пошёл на гаупвахту и сдал дежурство офицеру, стоявшему на карауле, свою шпагу, распорядившись арестовать себя за хищение.
Одновременно написал он в Петербург, чтобы имения его были проданы,а необходимые суммы внесены в казну, потому что виноват и должен отвечать за мальчишек. за которыми худо смотрел.
Екатерина II узнав о случившемся, велела выдать на всю сумму казённые деньги и ответила Суворову: «Казна в сохранности». И только тогда он принял шпагу и вернулся к исполнению своих обязанностей.

Один генерал-иностранец за обедом у Суворова беззастенчиво льстил ему. Меж тем к столу подали очень подгоревший пирог и никто из гостей не стал его есть. Один лишь хозяин отрезал себе небольшой кусок и попробовав сказал:
— Знаете ли, господа, что ремесло льстеца не так легко? Лесть походит на этот пирог: надобно умеючи его испечь, всем нужным начинить, не пересолить и не переперчить. Люблю моего повара Мишку: он худой льстец.

Один храбрый офицер, неоднократно проявлявший героизм на глазах у Суворова, по окончании очередной военной компании ждал хоть какой-нибудь награды, но не был отмечен. И вот осенью 1794 года Суворов получил назначение и отправился в Польшу. Эта корткая эпопея принесла полководцу чин фельд-маршала и новые воински лавры.
Не был забыт и храбрец-капитан. Взяв Варшаву и победоносно закончив кампанию, Суворов написал приказ: «За Брест — Георгия крест, за Тульчину — полковника чин, за Прагу — золотую шпагу, за лолгое терпенье — пятсот душ в награжденье».

Завистники Суворова говорили, что все свои победы он одерживает нее из-за таланта или знаний, а по счастливым случайностям. Суворов же смеясь отвечал: «Сегодня счастье, завтра счастье, да дайте господа хоть когда нибудь ума!».

...

[Неофициальная история России. Сост. Балязин В. Н.]