Не могу мечтать.

Зато расстройства всё те же. Со своей душевной тягомотиной лезть на форум по компьютерным играм - это торт, тут эксперты насоветуют.

Так что:
воруй @ убивай
люби гусей

 

Вот на самом деле - правильно думается )

DJKrolik, но Kristobal Hozevich Hunta не ограничился лишь теми тремя вопросами. Просто тут наверное подразумевалось, что на форуме общаются только на одни и те же темы, в основном делясь какой-либо информацией. А дальше этого общения простой человеческой искренности не заметно, даже во флейме.

И да, кстати. Форум об играх, да. Но чем жизнь не игра? А если с ней тоже проблемы? Места в этой теме должно хватить, чтобы ответить на большинство вопросов...

 

Кто такие интеллектуалы? – люди компьютеры, с большим запасом знаний, ученые, специалисты в точных науках. Они бесконечно все анализируют, классифицируют, постоянно решают какие-нибудь задачи. Порабощены своим мозгом.
А Гессе мудрец, писатель, немного художник. Всю жизнь искал себя и смысл всего. А интеллектуал посчитал бы это глупостью и вооружившись формулами всю жизнь бы изобретал машину времени, например. Вот так я разделяю мудрецов и интеллектуалов, быть может, не совсем верно.
В институтах и школах тренируют только интеллектуалов - роботов. Постоянное соперничество. Если человек не слишком способный, то его списывают и он всю жизнь может прожить несчастным. Есть там предмет философия, но учебники явно составляли интеллектуалы. Потому как под тонной понятий и определений, а также кто когда родился и какие труды написал и к какому течению/направлению их мысли относятся и т.д. короче скука смертная и ничего не понятно. А настоящая мудрость должна быть проста и понятна всем, должна быть утешением и пищей для души. И каждый может быть счастлив.

 

Phanat, Ну да, ну да. Интеллектуал работал бы с никому не понятными формулами и изобретал никому не нужную машину. А мудрец и философ размышлял бы о таких нужных и полезных вещах, как что было раньше, курица или яйцо. Зато всем понятно и все счастливы.

 

Курица, кстати. Интеллектуалы недавно провели эксперимент.

 

Может и не потеме но навеяло Offtop

Мои воспоминания о матери до странности литературны, словно она не живой человек, а персонаж одного из моих романов об Умирающей Земле. Возможно, так оно и было. А может, я сам был воспитан роботами в одном из Европейских куполов, или вскормлен молоком андроидов в Амазонской Пустыне, или меня просто вырастили в чане, как дрожжи. Как бы то ни было, я вспоминаю мать именно такой, не слишком реальной. Вот она идет, словно привидение, в белом ниспадающем наряде по темным анфиладам нашего дома. А вот мы сидим в оранжерее. Алый свет играет на бесчисленных пылинках, парящих в воздухе. Мать разливает чай. Тонкие пальцы... Тонкие синие прожилки вен на тыльной стороне ладони... Блики свечей в ее волосах, как золотые мушки в паутине... Волосы, разумеется, собраны в узел, как и полагается гранд-даме. Иногда во сне я вспоминаю ее голос. Я слышу, как она что-то напевает или говорит, и у меня рождается странное чувство, что все это происходило еще до моего рождения, но когда я просыпаюсь, оказывается, что это ветер шелестит кружевными шторами или какое-то чужое море с шумом бьется о камни.
Впервые ощутив свое "Это", я сразу понял, что стану - должен стать -именно поэтом. Я чувствовал, что у меня просто нет выбора. Видимо, красота умирающего мира коснулась меня своим последним дыханием, и с тех пор я был обречен до конца дней своих играть словами, искупая грехи человечества, бездумно разрушившего свою колыбель. И вот, в результате всей этой чертовщины, я стал поэтом.
Гувернера моего звали Бальтазаром. И был он не андроид, а человек, причем весьма преклонных лет, беженец из пропахшей потом древней Александрии. В свое время он поульсенизировался по какой-то варварской допотопной методике, вследствие чего весь светился бело-голубым огнем и напоминал залитую в пластик переоблученную мумию. Но при этом был похотлив, как козел. Несколько веков спустя, когда и я переживал сатириаз, мне стали наконец понятны эти приапические импульсы, управлявшие бедным доном Бальтазаром, но тогда они воспринимались просто как досадная помеха, вследствие коей в дом нельзя было нанять хорошенькую горничную. Впрочем, дон Бальтазар не брезговал и служанками-андроидами. Он трахал всех подряд. К счастью для меня, в пристрастии дона Бальтазара к юной плоти не было ничего гомосексуального. О страстях, обуревавших его, я догадывался лишь по косвенным признакам. Иногда он вовсе не являлся на урок, а в другой раз с необычным рвением заставлял меня заучивать наизусть Овидия, Сенеша или Ву.
Но воспитателем он был превосходным. Мы изучали античность и позднюю классику, совершали экскурсии на руины Афин, Рима, Лондона и Ганнибала, (штат Миссури), прекрасно обходясь без экзаменов и тестов. Дон Бальтазар утверждал, что я все схватываю на лету, и я оправдывал его ожидания. Он убедил мою мать, что для меня, отпрыска Старой Семьи, так называемое "прогрессивное образование" совершенно не подходит. А потому мне удалось избежать всех прелестей прямой накачки знаний посредством трансплантации РНК, инфосферной суггестопедии, форсированной загрузки подсознания, группового мультитренинга, "металогической пропедевтики" или доязыкового программирования. И как результат всех этих лишений в шесть лет я уже знал наизусть "Одиссею" в переводе Фицджеральда, сочинял секстины в том возрасте, когда не мог даже самостоятельно одеться, и разбирался в спирально-контрапунктной версификации, не зная, как подключаться к искусственному интеллекту.
С другой стороны, мое образование вряд ли можно было назвать фундаментальным. Дон Бальтазар мало интересовался (по его собственному выражению) "механической стороной нашего мира". Двадцати двух лет от роду я впервые осознал, что компьютеры, домашние роботы и система жизнеобеспечения на астероиде "Дяди Ковы" являются отнюдь не доброжелательными воплощениями какой-то духовной субстанции, а просто-напросто машинами. Я верил в фей, эльфов, нумерологию и астрологию. Я верил, что в ночь на Ивана Купала в глубине древних лесов Северо-Американского Заповедника совершаются всякие чудеса. Подобно Китсу и Лэму <Чарлз Лэм (1775-1834) - английский поэт, эссеист и критик, один из теоретиков романтизма> в студии Хейдона <Бенджамин Роберт Хейдон (1786-1846) - английский художник, искусствовед и мемуарист; знакомство с ним Китса в октябре 1816 г.
Быстро переросло в дружбу>, мы с доном Бальтазаром не раз поднимали тосты "за погибель математики" и скорбели о том, что сэр Исаак Ньютон разрушил поэзию радуги своей непотребной призмой. Воспитанное с детства недоверие ко всему отдающему уравнениями и лабораторией переросло со временем в настоящую ненависть и сослужило мне в дальнейшем хорошую службу. Я усвоил, что даже в нашем пост-технократическом мире не так уж трудно оставаться язычником, который понятия не имеет, что Земля вращается вокруг Солнца.
Мои ранние стихи были отвратительны. Как и большинство плохих поэтов, я этого не сознавал, надменно полагая, что сам творческий акт заведомо наделяет определенными достоинствами тех недостойных ублюдков, которых я тогда плодил. Матушка закрывала на это глаза, хоть я и загадил весь дом вонючими кучками рифмованного дерьма. Своему единственному дитяте, беспечно резвящемуся, словно дикая лама, она прощала любые сумасбродства. Дон Бальтазар никогда не комментировал мои творения. Главным образом, видимо, потому, что я их никогда ему не показывал. Дон Бальтазар полагал, что достопочтенный Дейтон - жулик, что Салмаду Брюи и Роберту Фросту следовало бы повеситься на собственных кишках, что Вордсворт - просто идиот, а все менее совершенное, чем сонеты Шекспира, является надругательством над языком. А потому я не считал нужным беспокоить дона Бальтазара и совать ему свои стихи, которые, как я прекрасно знал, ну просто изобилуют свидетельствами моей гениальности.
Кое-что из этого говна я напечатал в дискет-журналах, пошедших тогда в моду в Европейском Мегаполисе. Дилетанты, издававшие эти недоделанные журнальчики, были столь же снисходительны к моей матери, как и она ко мне. Время от времени я теребил Амальфи или еще кого-нибудь из своих приятелей: просил их загрузить мои стихи в инфосферу Кольца или Марса, чтобы выйти таким образом на аудиторию разраставшихся колоний (сам я, по причине аристократической блажи, так и не получил доступа к мультилинии). Никто не откликнулся. Я считал, что они там слишком заняты.
Итак, не пройдя жестокого испытания печатным станком, я уже верил, что являюсь поэтом. Вера моя была так же наивна и невинна, как детская вера в бессмертие... А крушение ее - столь же болезненно.
Матушка погибла вместе со Старой Землей. Около половины Старых Семей отказались покинуть планету, когда началась агония. Мне было двадцать, и я горел романтической мечтой погибнуть вместе с родным миром. Матушка, однако, решила иначе. Причем волновало ее отнюдь не то, что я погибну во цвете лет - как и я, она была слишком эгоцентрична и в такое время, конечно же, не могла думать о других. И даже не то ее беспокоило, что вместе с моей ДНК угаснет наш древний род, предки которого прибыли в Новый Свет на борту легендарного "Мейфлауэра" <на судне "Мейфлауэр" в Америку прибыли первые переселенцы из Англии>. Она, видите ли, переживала, что наша семья погибнет, не уплатив по счетам. Последние сто лет мы вели весьма экстравагантный образ жизни, а деньги на это брались в долг в Кольцевом Банке и других внеземных заведениях, которые всегда держали ухо востро. И теперь, когда континенты Земли рушились от тектонических ударов, леса горели, океаны кипели, превращаясь в некое подобие супа, а раскаленный воздух стал столь густым, что дышать им было уже невозможно (хотя пахать его - еще рановато), банки, естественно, потребовали деньги назад. Так что матушке было не до меня.
Хотя нет, известные планы на мой счет у нее были. За несколько недель до всепланетного списания долгов она обратила все, что могла, в деньги и положила четверть миллиона марок на долгосрочные счета в Кольцевом Банке, который тогда эвакуировался. Меня же отправила в Протекторат Рифкина на Небесных Вратах - крохотному мирке в системе Веги-Прим. Уже тогда эта пакостная планета имела стационарный нуль-канал на Солнечную систему, но я отправился не по нуль-Т. И даже не на спин-звездолете с двигателем Хоукинга, который ходил на Небесные Врата один раз в стандартный год. Нет, матушка отправила меня в это захолустье в замороженном виде, на каком-то прямоточном грузовике третьей серии - субсветовом!!! Помимо моей персоны, в холодильниках находились контейнеры с коровьими эмбрионами, кормовыми вирусными культурами и апельсиновым концентратом, и летели мы сто двадцать девять лет по бортовому времени, а по стандартному исчислению сто шестьдесят семь лет!
Матушка надеялась, что процентов по долгосрочным вкладам хватит, чтобы расплатиться с долгами и чтобы я какое-то время мог пожить в свое удовольствие. Первый и последний раз в жизни она просчиталась.
НЕБЕСНЫЕ ВРАТА (НАБРОСОК) Узкие грязные улочки разбегаются от портовых пакгаузов, как язвы по спине прокаженного. С неба, похожего на прогнивший джутовый мешок, лохмотьями свисают желто-коричневые облака. Мешанина бесформенных деревянных лачуг - их еще и достроить не успели, а они уже разваливаются, слепо таращась друг на дружку провалами окон. Туземцы, плодящиеся, как... Пожалуй, все же, как люди... Безглазые калеки, выхаркивавшие свои легкие и нарожавшие по десятку отпрысков. К пяти годам эти "цветы жизни" уже сплошь покрыты коростой, от едких испарений (которые годам к сорока доконают их) у них непрерывно слезятся глаза, зубы сгнили, сальные волосы аж шевелятся от вшей и раздувшихся клещей-вампиров. Гордые родители не нарадуются. И вся эта шелупонь в количестве двадцати миллионов ютится в переполненных трущобах на пятачке размером не больше западной лужайки нашего поместья. Воздух на Вратах такой, что дохнешь разок-другой - и копыта откинешь, вот каждый и норовит отпихнуть соседа и пролезть поближе к центру стодвадцатимильного круга с пригодной для дыхания атмосферой, созданного непрерывно работавшей Аэростанцией. Но сейчас и она начала сбиваться с ритма.
Небесные Врата, мой новый дом.
Матушка как-то не подумала, что счета Старой Земли могут заморозить, а потом попросту списать на нужды бездонной экономики Великой Сети. Забыла она и о том, что долговременный криогенный сон вызывает необратимые повреждения мозга с вероятностью одна шестая (в отличие от нескольких недель или месяцев фуги; поэтому-то лишь с изобретением привода Хоукинга люди смогли исследовать спиральный рукав Галактики). Мне повезло. Когда меня вытащили на Небесных Вратах из холодильника, я отделался всего лишь инсультом. Работу мне дали соответствующую - копать канавы для стока кислотных дождей вокруг периметра. Физически я быстро освоился и вскоре уже мог по нескольку недель не вылезать из грязеотстойников. А вот с умственными способностями дела обстояли куда хуже.
Левое полушарие моего мозга оказалось отключенным - совсем как поврежденная секция спин-звездолета, которую перекрыли воздухонепроницаемыми переборками, отдав обреченные отсеки во власть пустоты. Способность мыслить я все же сохранил, вскоре восстановилась и подвижность правой стороны тела. Но речевые центры были повреждены настолько, что их не удалось починить обычными методами. Чудесный органический компьютер, встроенный в мою черепушку, стер свое языковое содержимое, как запорченную программу. В правом полушарии кое-что сохранилось, но, поскольку оно отвечало за восприятие, там удержались лишь наиболее эмоционально заряженные лексические единицы. Таким образом, мой словарный запас уменьшился до девяти слов. (Как я узнал впоследствии, это был исключительный случай. Обычно человек с моим диагнозом сохранял два-три слова.) Из чисто познавательных соображений я приведу свой тогдашний лексикон: драть, орать, ссать, эх, черт, чудак, жопа, пи-пи и ка-ка.
Даже беглого взгляда на этот список достаточно, чтобы уяснить его громадные возможности. В моем распоряжении было пять глаголов, обозначавших три различных действия и способных благодаря интонационным добавкам передавать модальность, и четыре существительных. Два существительных могли служить междометиями. Моя новая языковая вселенная включала пять односложных слов, два составных и два детских повтора.
Смысловое поле было, конечно, не слишком велико: четыре обозначения естественных отправлений, ссылка на человеческую анатомию, теологическое понятие, парочка универсальных определений, позволяющих охарактеризовать физические, душевные, моральные и сексуальные качества собеседника, как своего, так и противоположного пола, и, конечно, термин для описания интимной близости как таковой.
В общем, хватало.
Не стану утверждать, что эти три года, проведенные в вонючих трущобах и грязеотстойниках Небесных Врат, я вспоминаю с нежностью, но они многое мне дали. Пожалуй, не меньше, чем предыдущие двадцать на Старой Земле. Вскоре я обнаружил, что для общения с моими тамошними знакомыми - бригадиром землекопов по кличке Черпак, Гоп-стопом, дворовым громилой, которому я платил "за охрану", и совершенно обовшивевшей шлюшкой Кити, с которой я спал, когда было на что, - моего лексикона вполне достаточно.
- Драть-орать, - бормотал я, размахивая руками. - Жопа эх пи-пи драть.
- А, понял, - скалился Черпак, демонстрируя единственный зуб. - В лавку собрался, за морской капустой.
Я радостно улыбался в ответ:
- Ка-ка, черт.
Жизнь поэта - не просто языковой танец самовыражения с конечным запасом словесных фигур, нет, это практически бесконечное количество сочетаний воспринимаемого непосредственно и вспоминаемого, причем каждый раз в новых пропорциях. Три локальных года - почти тысяча пятьсот стандартных дней, проведенных мной на Небесных Вратах, дали мне возможность видеть, слышать, ощущать и вспоминать так, словно я заново родился - в буквальном смысле слова. Да, я родился в аду; ну и что с того? Переосмысленный опыт есть рабочий материал всякой истинной поэзии. Я же родился заново, а потому судьба подарила мне опыт в его первозданном виде.
Я оторвался от своего времени на полтора столетия, но без особого труда адаптировался в "прекрасном новом мире". Последние пятьсот лет мы только и делаем, что разглагольствуем о духе первооткрывательства, словно и не замечая, в какое болото превратилась человеческая вселенная. Мы живем в уютную эпоху - в Сумерках прогресса. Наши общественные институты меняются, но меняются медленно и плавно, путем эволюции, а не революций. Научная мысль, совершив в прошлом гигантский скачок, топчется теперь на месте, двигаясь вширь, а не вглубь. Еще медленнее меняется техника. Наши прадеды без особого труда разобрались бы в нынешних пленочных схемах. Итак, пока я спал, Гегемония стала формально единой. Великая Сеть развернулась почти до нынешних пределов. Альтинг занял свое законное место в длинном ряду демократических институтов благодетельного деспотизма, Техно-Центр отказался быть слугою человечества, но затем вновь предложил свои услуги - на сей раз в качестве союзника, а не раба. Бродяги скрылись в космической тьме, став нашей Немезидой... Но еще тогда, когда меня, замороженного в ледяном гробу, втискивали в трюм между свинячими потрохами и шербетом, давление уже подползало к критической черте, и без семи пядей во лбу можно было понять, во что все это выльется. Правда, исторический процесс воспринимается современниками как непрозрачная полупереваренная масса, в которой они барахтаются и которая разительно отличается от того, что увидит из дали лет историк. А увидит он хорошо знакомую всем нам корову.
Я родился заново на Небесных Вратах, и моя новая жизнь представляла собой ежеминутную борьбу за выживание. Изо дня в день надо мною было все то же сумеречное, похожее на просевший потолок, желто-коричневое небо, висевшее над самой крышей моей лачуги. Сама же лачуга была чудо как комфортабельна: стол, чтобы жрать, койка, чтобы спать и драть, дыра -ссать и срать, а также окно, чтобы молча в него смотреть. Мой мир был отражением моего словаря. Тюрьма вообще хорошее место для писателя. Заключение убивает в человеке двух неразлучных демонов: суетливость и невнимательность, и Небесные Врата в этом смысле не были исключением. Атмосферный Протекторат владел моим телом, но мой разум (вернее то, что от него осталось) принадлежал только мне.
На Старой Земле мои стихи сочинялись комлог-ментопроцессором Саду-Декенара, а я при этом сидел развалясь в мягком шезлонге, или парил на собственном ТМП над темными лагунами, или задумчиво прогуливался меж благоуханных беседок. Об отвратительных, разболтанных и напыщенных плодах тех мечтаний я уже говорил. Только на Небесных Вратах я открыл, каким мощным стимулятором умственной деятельности может быть физический труд. Подчеркиваю, не просто физический труд, а труд абсолютно физический - от которого хрустят позвонки, лопаются легкие, рвутся кишки и жилы, отваливаются яйца... Я вдруг понял: если работа тяжела и монотонна, ум не просто становится свободным, способным воспарять в воображаемые миры, нет, он и в самом деле устремляется в высшие сферы.
Именно здесь, на Небесных Вратах, в этом мире под красной звездой Вега-Прим, вычерпывая грязь из сточных канав и ползая на карачках по лабиринту труб Аэростанции среди сталактитов и сталагмитов аэрогенных бактерий, я стал поэтом.
А не хватало мне только слов.
Уильям Гэсс, один из именитейших писателей двадцатого века, как-то заметил в одном из своих интервью: "Слова являются объектами высшего порядка. Это вещи сознания".
И в самом деле, они чисты и трансцендентальны, как любая Идея, когда-либо бросавшая тень в Платонову пещеру наших ощущений. Но они еще и проводники лжи и иллюзий. Слова заводят мысль на бесконечные тропы самообмана: большую часть своей сознательной жизни мы проводим в мысленных чертогах, построенных из слов, а значит, лишены объективности, без которой не увидеть чудовищных искажений, привносимых языком в действительность. Вот вам пример. Китайский иероглиф "честность" состоит из двух значков, изображающих человека, который стоит рядом со своим словом. Прекрасно. Но что означает на позднеанглийском слово "целостность"? Или "Родина"? Или "прогресс"? Или "демократия"? Или "красота"? Но даже обманывая себя, мы становимся богами.
Философ и математик Бертран Рассел, который жил и умер в том же столетии, что и Гэсс, однажды заметил: "Язык не просто служит для выражения мысли, поделает возможной саму мысль, которая без него не существует". Здесь заключена суть созидательного гения человека: не величественные амбиции цивилизации и не разрушительное оружие, способное мгновенно обратить их в пыль, но лишь слова, которые, подобно атакующим яйцеклетку сперматозоидам, оплодотворяют новые концепции. Можно доказать, что помимо новорожденных сиамских близнецов Слова и Идеи, в космическом хаосе нет, не будет и не может быть ничего чисто человеческого. (Да, наша ДНК единственна и неповторима, но столь же уникальна ДНК саламандры. Да, мы возводим всевозможные сооружения, но тем же самым занимаются и другие существа, от бобров до термитов, чьи зубчатые башни мы наблюдаем сейчас слева по борту. Да, мы ткем холст реальности из математических грез, но ведь вся вселенная насквозь пронизана математикой. Нацарапайте кружок, и из него тут же выглянет число "пи". Отправьтесь в другую солнечную систему, и там, под черным бархатом пространства-времени, вас ждут все те же формулы Тихо Браге. Но где под покровом биологии, геометрии или просто бесчувственного камня вселенная спрятала слово?) Даже обнаруженные нами следы иного разума - истуканы Юпитера-2, Лабиринты, эмпаты Сенешаи на Хевроне, попрыгунчики Дурулиса, Гробницы Времени, сам Шрайк, наконец, -это лишь непонятные предметы и загадочные сооружения, но языка там нет. Нет слов.
Поэт Джон Китс однажды писал своему другу Бейли. "Я не уверен ни в чем, кроме святости сердечных привязанностей и истинности воображения. То, что воображению предстает как Красота, должно быть истиной - неважно, существовала она до этого или нет" <письмо к Бенджамину Бейли: 22 ноября 1817 г., Летерхед>.
Китайский поэт Джордж Ву, погибший во время Последней японо-китайской войны, примерно за три века до Хиджры, понимал это, когда диктовал на свой комлог: "Поэты - бездумные акушеры реальности. Они видят не то, что есть, не то, что может быть, но то, что должно наступить". Позже, за неделю до смерти, в последнем послании к своей возлюбленной Ву записал: "Слова - это пули в патронташе истины, и других ей не надо. А поэты - снайперы".
Итак, вы видите - в начале было Слово. И Слово стало плотью в ткани человеческой вселенной. Но только поэт может расширить вселенную, проложив пути к новым реальностям, подобно тому как корабль с двигателем Хоукинга проходит под барьером Эйнштейнова пространства-времени.
Чтобы стать поэтом - настоящим поэтом - нужно воплотить в себе одном весь род людской. Надеть мантию поэта - значит нести крест Сына Человеческого и терпеть родовые муки Матери - Души Человечества.
Чтобы быть настоящим поэтом, нужно стать Богом.
Я пытался объяснить все это моим друзьям на Небесных Вратах.

"Гиперион" Дэн Симмонс

 

Плавный переезд на биомеханику и бионику... Интересно, такое ощущение, что всем очень хотелось многое друг-другу сказать, но никто нерешался сделать это первым. Я тут провёл маленькое расследование. Результат весьма забавен. И начисто опровергает все построения и о мудрецах и о интеллектуалах - которые суть одно и тоже, но с разными точками приложения усилий и жизненным опытом - человек мыслящий. Получился Бог из Машины.

Цитата из "Гипериона" - это замечательно. Осталось цитировать Ницше. И наслаждаться картинами Босха.

Тема продолжает радовать. Люди ! С вами интересно !

 

Ну что тут сказать? Обо всех вещах этих я естественно думал и пришёл к очень простому выводу. А вывод такой: живи здесь и сейчас и наслаждайся трудом и отдыхом и при этом не считай время и не зацикливайся на нём, ибо оно несуществует. Мне кажется, что такие вопросы и терзания порождает именно время, ведь не будь его мы бы наверное жили просто и честно, потому что нам не нужно было бы искать смысл жизни и своё призвание, потому что впереди вечность и всё успеешь. Короче, не считайте время, а просто живите и старайтесь наслаждаться всем тем, что вы делаете. Начал играть в интересную игру, разгребаешь кучу архивных дел на работе, ещё что-то делаешь, ну вот и радуйся. Лично для меня радость это возможность ощущать себя добродетельным человеком со стальной волей.

 

искренности хватает, достаточно на Фримена посмотреть. а если под искренностью понимать размазывание соплей и цитирование классиков, то да, этого не хватает.

 

Британские?

 

Мне жаль, что для тебя это равнозначные вещи. Цитировать можно не только классиков, можно не цитировать вовсе. Да и не видел я, чтобы кто-то тут плакался в жилетку, чтобы потом, как ты выразился, "размазывать сопли".

Я задавал там этот вопрос. Молчание - знак согласия

 

Нужно внимательнее читать флейм

 

Нужно сильно отупеть, чтобы внимательно изучить ВЕСЬ флейм и не подавиться

 

Основную тему, я так понимаю, вы уже обсудили? Если больше нечего сказать, то исход очевиден.

 

Ниаломид по 50 мг 2 раза в день, утром и днем.

 

Да конечно очевиден, тут что-то часто начали подниматься вопросы, ответ на которые лежит лишь в своей черепной коробке, а не по ту сторону экрана. Гуглить смысл жизни и искать себя на форумах, это удел недалёких и моральных слабаков, извиняюсь.

 

Juliette, будет интересно почитать автора темы, когда он вернется. Все-таки что он имел ввиду? Я так окончательно и не понял. Ввиду чего возник этот мутант из язвительности, недопонимания и пр. ))

Непостижимо. Теперь я понимаю, что имелось ввиду под "простым человеческим общением".

 

Автор сам не знает, чего хочет. И еще он агрессивен.
Надеюсь, ему действительно хреново

 

*ест попкорн, ухахатывается*

Джул, а давай это будет новой Психушкой? =)

 

Offtop

Спрячь ножик, королева, прошу тебя! Эта хладность свойственна только тебе - или всей твоей расе?

Offtop

Ну ты сейчас опять про гусей начнешь, да?

Nosferatu!
Offtop

У меня сложилось впечатление, что Вы очень воспитанный и вежливый человек (хотя меня и смущала иногда, уж прошу простить, некая исходящая от Вас чопорность). Пишу без сарказма. Изменение восприятия неизбежно. Вы можете идеально ровно подшивать дела, заполнять бланки протоколов каллиграфическим почерком, быть принципиальным и честным - на службе; можете стараться быть хорошим другом для своих знакомых, заниматься различными интересными делами - в оставшееся время. Но Вам, наверное, известна поговорка про то, что гурману не следует посещать кухню. А у карьеры, дружбы, развлечений всегда есть обратная сторона. Ну, иногда случайно узнаешь про судьбу идеально подшитых дел, про результыты, которых удалось достичь менее принципиальным коллегам, и заодно невольно подслушиваешь мнение людей, которых считал друзьями. Мне подобная максима - "живи и не парься" - напоминает поведение стрекозы Крылова, которая еще не в курсе, что лето - не единственное время года в этом заповеднике.

Теперь обращаюсь к людям, страдающим идиосинкразией к соплям, мокрым жилеткам и душевным излияниям. Здесь рыбы нет. Спрячьте отравленное жало и вернитесь к выполнению основной программы - интернеты ж в опасносте.
DJKrolik, а Вас я попрошу остаться

Блин, "Моню не надо нюхать, Моню надо учить". Мне правда интересны местные персонажи (без обид, это Сеть) - кроме механических псов. Этих у меня и в реале хватает. Со своими тараканами я как-нибудь сам

Teron Lifeslayer, бонапетит!