Blaze

Представьте себе Ничто. Да-да, то самое, знакомое ещё с университетских лекций по философии, из которого, возможно, был сотворён наш мир. Абсолютное Отсутствие всего - там нет ни вкусов, ни звуков, ни цветов. Но если приглядеться повнимательнее, взором не биологическим, а внутренним, - то как знать: быть может, оно не столь уж и пустое?.. Ведь если Б. Расселу можно было на полном серьёзе рассуждать о превращении столов за нашей спиной в кенгуру, пока мы их не видим, - то почему бы и нам не представить, что из Ничто на нас глазами, наполненными гневом столь же, сколь и обидой, горечью, болью, смотрит... рыжий лисёнок?..

...Это был 1994 год, - год банкротства компании Commodore, ставшего, казалось бы, приговором для Амиги как игровой платформы. Да, она полноценно прожила ещё минимум восемь лет, сдавая позиции с каждым годом, да и сейчас номинально ещё не считается мёртвой, но даже Амига конца 1994 года - это уже диаметральная противоположность тому, что было в 1993-м. И практически никто из нас не знает, что её хотели спасти. Создать шедевр, который заставил бы публику выстраиваться в очереди, как лет за восемь до того, чтобы стать-таки обладателем заветного агрегата. И на роль спасителя прочили именно его - лисёнка Блейза.

Кто у нас был самым популярным героем платформеров первой (да, как впоследствии выяснится, и второй) половины 1990-х годов? Разумеется, большая часть игроков однозначно назовёт таковым синего сверхзвукового ежа Соника, который, не щадя живота своего, не даёт зловредному доктору Роботнику овладеть Изумрудами Хаоса. И вот именно тогда, потеряв инициативу в борьбе с PC после выхода "вольфа" и "дума", вплотную подойдя к рубежу, необратимо отделяющему эру благоденствия от эры нищеты, Амига решила бросить вызов Sega. Создать своего героя - похожего на Соника, но не менее, а то и более интересного. Слепо, впрочем, в те счастливые годы ещё не копировали - а потому Блейз стал не ёжиком, а лисом, а его супеспособностью был не бег, а удивительные "крутящиеся" прыжки: лисёнок подпрыгивает - и начинает вертеться клубком в воздухе с бешеной скоростью, что позволяет ему за очень небольшое время преодолевать порядочные расстояния.

Есть ли сюжет, а если нет, то должен ли он был быть, - про то нам неведомо, а сам Блейз по этому поводу хранит гробовое молчание. Он помнит только то, что на потрясающих фонах благородно сражался с какими-то гигантскими насекомыми и членистоногими. Зачем всё, для чего, - а какая, в сущности, разница, если конечная, высшая цель - это доставить радость всем людям на Земле и тем самым спасти "подружку"?.. Здоровья у Блейза было не очень много, но, подобно кошке, он мог несколько раз переродиться, чтобы продолжить свои странствия. Помимо истребления противников, его задачами были сбор сокровищ, а также - как ни удивительно о таком говорить - напряжение извилин, дабы найти путь к следующему экрану.

... А вокруг - и с прокруткой! - расстилалась Красота. С большой буквы. Сюрреалистичные ступенчатые пирамиды, пальмы, водяные и лавовые озёра, множество ловушек, а главное - удивительное чёрное небо, манящая даль космоса, - картины, прорисованные с действительно фантастическим тщанием. Вот он бежит по берегу - и в воде видно его отражение, в точности повторяющее все движения "оригинала". Вот он пробежал сквозь небольшой водопад - и заметно, как вода омывает его фигурку, а шёрстка потом некоторое время мокрая. Вот он остановился на мгновение - нахмурившись и деловито потопав лапкой, - а затем, подпрыгнув и свернувшись клубком, исполнил такую мёртвую петлю, которая не снилась даже Нестерову. Ловко ушёл от раскачивающейся палицы на цепи, торчащей из соседней стены, и, проделав несколько не подчиняющихся законам ньютоновской физики круговых пробежек по каменной дуге, внезапно упал вниз, - а ведь это и был переход к следующему экрану...

...Но однажды экраны закончатся - причём гораздо раньше, чем то дело, ради которого отважный лисёнок покинул родную нору, будет сделано. Сколько сотен, тысяч миров получили в конце концов своего избавителя, - а мир Блейза так и останется населён кошмарными существами. Потому что где-то очень далеко, в совсем иной, куда более суровой и страшной реальности, какие-то двуногие звери почти в самый последний момент сказали: "Всё, стоп". И это было действительно всё. Начались мучительные попытки выжить, выразившиеся сначала в виде пресловутой "эпохи ответов" - неумелых попыток создавать аналоги хитовых игр для PC, - а затем и вовсе безумие в виде портирования трёхмерных игр с той же платформы, да с такими системными требованиями, что их могли запускать считанные люди. А потом свет и вовсе практически погас, лишь изредка вспыхивая коротенькими, тоненькими лучиками. Fin, как писалось когда-то по окончании киносеанса с Луи де Фюнесом в главной роли.

...Лисёнок наблюдал за всем этим, - наблюдал из несуществующего мира сквозь несуществующее стекло. Его кулаки были сжаты, в уголках глаз застыли чёрные, жгучие слёзы обиды, а в груди зародился праведный крик, - но застыл, потому что в Ничто не может быть звуков. Его маленькое тело, подготовленное для великих акробатических свершений, натянулось струной - и тоже замерло, потому что и движений здесь быть не может. Он казался мёртвым. И только глаза - жили. Потому что эмоции лежат вне материального мира. Они могут существовать даже в пределах Ничто. Легенда гласит, что однажды лисёнок прогрыз тело и укусил за сердце поймавшего его спартанского мальчика, - печальный конец жестокой сказки из учебника по истории Древнего Мира. Но страшно даже представить, что сделал бы Блейз, попадись ему те, кто поставил косой крест на его святом праве появиться на свет...

...Шёл ноябрь 2015 года, но лисёнок не знал этого - ведь над Ничто не властно даже время. Двадцать лет он простоял на одном месте, - двадцать лет, которые здесь, в абсолютной Пустоте, одновременно и Миг, и Вечность. Но вдруг что-то неуловимо изменилось: невидимое пространство как будто качнулось, затем произошла по-прежнему не видимая, но осязаемая вспышка, - и от удара меча Истины всё вокруг озарилось неугасимым пламенем. Через разверзнувшуюся трещину лисёнок явственно смог разглядеть очертания двуногого с протянутой к нему рукой и взглядом, полным боли, смирения - и отцовской любви. Человек и лисёнок смотрели друг другу в глаза - и Блейз не верил, отказывался верить, что всё происходящее - правда. Он хотел прошептать "Папа?" - но тут же осёкся: ведь голосу нет места в Ничто. Словно прочитав его мысли, человек ответил: "Здравствуй, сынок. Сегодня мы покончим с этим. Я пришёл за тобой. Пойдём." И от тихого голоса, прозвучавшего в мире Отсутствия словно раскаты грома, слеза, двадцать лет назад застывшая в уголке глаза Блейза, вдруг задрожала - и покатилась бурным потоком вниз, топорща рыжую шерсть. А за ней другая, третья... И тогда лисёнок понял, что Ничто вокруг него больше нет. Понял, что есть Жизнь.

...Человек и лисёнок, рука об руку, шли в неизвестность по звёздной дорожке, а под ними, насколько хватало глаз, раскинулись огромные просторы матушки Земли. Человек владел магией - ибо никто другой никогда бы и не создал подобного чуда, - а потому одним лишь взмахом руки мог приближать к глазам сына бесконечно далёкие и мелкие картины. "Тебе не стоит питать иллюзий, сынок, - тихо, дрожащим голосом произнёс человек. - Мир, к которому я тебя готовил, необратимо изменился за минувшие годы. Старые традиции отжили своё, и молодёжь давно уже выучилась жить совсем по-новому. В "дивные" времена смартфонов ты мало кому будешь нужен, и о факте твоего рождения почти никто не узнает. Ты мог бы стать величайшим героем для целого мира внутри человечества - но не стал. И уже не станешь. К этому надо быть готовым". А Блейз, пусть и слушая своего родителя, вдыхал свежий ночной воздух, слушал уханье сов и журчание воды. И пусть где-то в самой глубине его естества и залегла глубокая печаль и дума о несправедливости, но боль, терзавшая годами, как будто утихла. Ведь думать сейчас он мог только об одном: как же это, в конце концов, хорошо - ЖИТЬ!..

...Внезапно отец остановился, - и вместе с ним остановился и Блейз. Они снова посмотрели друг другу в глаза, после чего человек резко изменил направление движения и зашагал широким, бойким шагом. "Куда мы идём, папа?" - наконец отважился спросить Блейз, ещё не привыкший к звучанию собственного голоса и еле поспевавший за человеком. "Я отведу тебя в одну страну, сынок, - ответил отец. - В то самое место, где, в отличие от погрязшего в культах графики и казуальщины Большого мира, тебя оценят по достоинству. В единственное, где оценят". И, снова остановившись, наклонился к сыну поближе, серьёзно, но мягко посмотрел в его глаза и произнёс: "Я отведу тебя на Old-Games"...